Продолжая работу с данным сайтом, вы подтверждаете и соглашаетесь на использование сайтом cookies и сервиса аналитики.

Я согласен
Николаевский проспект.jpg

Великие имена Кронштадта

Помимо предоставления бесплатного проживания и обучения кронштадтская мужская классическая гимназии славилась тщательным подбором педагогических кадров и высоким качеством преподавания. Ее директором на протяжении 13 лет был Николай Алексеевич Козеко, немало способствовавший преуспеванию гимназии во всех отношениях. Он придал достойный вид зданию 1-го учебного экипажа (н. – Коммунистическая ул., 3А), которое не ремонтировалось с момента размещения здесь гимназии в 1862 году. Во многих классах появились паркетные полы, классные комнаты были обставлены прекрасной мебелью, значительно пополнен фонд учебных пособий. Но основная заслуга Николая Алексеевича заключалась в особом внимании к вопросам воспитания пансионеров. Важнейшую роль в духовно-нравственном взращивании молодого поколения сыграл отец Иоанн Кронштадтский, на протяжении многих лет преподававший в гимназии Закон Божий. Сюда для исправления даже присылали проштрафившихся подростков из других учебных заведений. По меркам сегодняшнего, более чем толерантного отношения к поведению учащихся, методы воспитания были достаточно суровыми. Один из них мог наблюдать и только что прибывший Борис Асафьев. В столовой он увидел «позорище», когда наказанные воспитанники оставались без обеда и выстроенные в шеренгу должны были стоять и смотреть, как едят их товарищи. Мальчик мысленно поклялся, что он никогда не будет на их месте, и ему удалось сдержать данное себе слово!

Для Бориса, как для любого ребенка, очень болезненно проходил процесс отрыва от семьи и привыкания к постоянному нахождению среди большого количества людей. Днем это был «жужжащий улей», а ночью - «населенная девятью десятками душ разного возраста сонная пустыня». Не обошла его и участь «извода» новичка со стороны однокашников. Обидные прозвища, толчки исподтишка, насмешки… Днем он держался, старался не показывать своих слез, а ночью ревел в подушку в громадной общей спальне. Мальчик успокаивался и засыпал только тогда, когда воображал себя на корабле. Оказавшись в Кронштадте, Борис сразу влюбился во все, что составляло специфику морского города: гавани, доки, торговые и военные суда.

В первый год пребывания в пансионе большую моральную поддержку ему оказали старшие товарищи Василий Алексеев и Михаил Чернов. Алексеев привил Борису интерес к учебе, показав, что такое упорный интеллектуальный труд. Он же привел его в Эрмитаж, где состоялась первая серьезная встреча Асафьева с изобразительным искусством. Их дружба продолжалась в течение многих лет, когда Василий Михайлович Алексеев уже стал академиком, известным ученым-китаистом.

Трудно переоценить вклад Михаила Чернова в становление Асафьева, как музыканта. Борис Владимирович признавался, что именно встреча с Черновым пробудила в нем дремавшую страсть к музыке. Отец Михаила был капельмейстером главного в городе оркестра – Кронштадтского портового хора, который размещался во дворе мужской гимназии. Заметив музыкальную одаренность Бориса, Михаил стал приглашать друга к себе домой для того, чтобы тот мог совершенствовать свою игру на пианино и для ведения «задушевных бесед на дорогие для обоих темы». Ему Асафьев показал свое первое самостоятельное сочинение, написанное в 1901 году. Именно Чернова до конца он жизни называл своим первым наставником.

Обширные кронштадтские знакомства приносили талантливому юноше огромную пользу как в человеческом плане, так и в смысле приобретения профессиональных знаний и навыков в деле, которому он посвятил всю свою дальнейшую жизнь. С большой благодарностью вспоминал Асафьев своего кронштадтского друга Гюнтери, в доме которого он часто проводил выходные дни. Нахождение в кругу этого семейства, имевшего немецкие корни, «являлось своего рода санитарным режимом, не тягостным и полезным для душевного отдыха». Кроме того, мама его друга приучила Бориса к музицированию в четыре руки, что для юного пианиста было в новинку.

Совершенно особые отношения связывали начинающего музыканта с семьей великого русского ученого-изобретателя Александра Степановича Попова. Вот как сам Асафьев писал об этом: «В моих «отпускных странствованиях» я попал, наконец, в совершенно исключительную, интеллигентную русскую семью и в ней встретил и ласку, и душевный уют, и глубокую интеллектуальную жизнь…». Перед Александром Степановичем он буквально благоговел, а его старшего сына Степана называл лучшим своим товарищем. Их объединяла общая страсть к музыке. Особенность Степана воспринимать любое мелодическое звучание через анализ заставляла задумываться и Бориса, оказав серьезное влияние на его художественно-критическое мышление и формирование как музыковеда.

Очень часто в доме Поповых устраивались вечера, на которых по просьбе главы семейства Степан и Борис в четыре руки исполняли увертюру к опере Глинки «Руслан и Людмила» - любимому произведению Александра Степановича. Постоянным гостем в этой гостеприимной семье был ближайший помощник и друг Попова Петр Николаевич Рыбкин, владевший искусством игры на флейте. Вероятно, что в доме первооткрывателя радио звучали и дуэты флейтистов, ведь Борис Асафьев тоже владел этим инструментом. Он научился играть на флейте в гимназическом оркестре, причем достиг таких профессиональных высот, что играл даже во взрослых музыкальных коллективах, где его соседями бывали «высокого ранга моряки».

Гимназическое начальство ценило одаренного юношу и всегда охотно отпускало на все важные мероприятия, в которых принимали участие городские оркестры. Более того, администрация «осчастливила его исключительным вниманием» - специально для начинающего музыканта был приобретен рояль! Борису выдали персональный ключ от рекреационного зала, где находился инструмент, и предоставили полное право музицировать во все свободное время. Особенно деятельное участие в приобретении рояля принимал преподаватель греческого языка Иосиф Федорович Мареш, которому Асафьев, как он сам писал, был признателен за это по гроб жизни. Борис Владимирович всегда с благодарностью вспоминал и других гимназических преподавателей, с помощью которых он основательно изучил многие предметы, включая древние языки, историю и античную философию. Если говорить об уровне его музыкального образования, то к окончанию гимназии он имел уже довольно обширный опыт выступлений на публике, вследствии чего и стал одним из любимцев кронштадтских меломанов. Кроме того, он свободно читал ноты и знал наизусть большое количество музыкальных произведений. Полученное образование дало ему возможность поступить на историко-филологический факультет Петербургского университета, а через год по совету Николая Андреевича Римского-Корсакова и в консерваторию.

Не без грусти весной 1903 года выпускник кронштадтской мужской гимназии Борис Асафьев покидал остров Котлин. Город-крепость навсегда оставил в его памяти «морские прогулки за дальний маяк, посещения военных кораблей, встречи французов, музы в Петровском парке, жизнь гавани, характерные образы моряков, незабываемый облик Макарова, пестрое население, Кронштадт Иоанна Кронштадтского, многочисленные знакомства и привязанности». Физическая закалка, которую он получил, совершая переезды из Кронштадта в Петербург и обратно в ветряную промозглую погоду, в пальто без подкладки и зимнего воротника, в тонком башлыке и легкой фуражке, приучили его организм легко переносить всякие погодные неожиданности. Возможно, именно выработанная кронштадтским климатом устойчивость к холоду помогла Борису Владимировичу Асафьеву пережить тяжелейшие блокадные зимы, и не только выжить, а работать с максимальной отдачей, поражая своей трудоспособностью всех, с кем ему приходилось общаться.

Композиторское наследие Асафьева поистине огромно: 28 балетов, 11 опер, 4 симфонии, романсы, камерные инструментальные произведения, музыка к драматическим спектаклям. Его музыковедческие работы представлены в пятитомнике избранных трудов, а также в выходивших в разное время сборниках статей, в переизданиях опубликованных при жизни книг. Однако его художественно-критическое наследие настолько велико, что до сих пор еще не издано целиком.